Клаудия Марр, голова гордо вскинута под черной вуалью, на коже цвета песчаной бури — лунное сияние, вырастает на сцене, превращаясь из призрака в манекен на бархатном сиденье трапеции. Ее длинные газовые одежды струятся вниз, развеваясь над призматической сценой. Все черное, кроме ее рта — колдовская тень аметиста лежит на губах, изогнутых, будто лук купидона — точкой в пьесе невысказанных проклятий.